Комната жизни Джош Харрис

Комната жизни
Джош Харрис


Однажды, между сном и явью, я оказался в комнате. Ничто в этой комнате не привлекало взгляда, кроме стены с выдвижными ящичками. Это были ящички, подобные библиотечному каталогу, который перечисляет названия книг по алфавиту. Но этот каталог простирался от пола до потолка и казался бесконечным во всех направлениях. На этикетках были самые разные надписи. Когда я приблизился к стене, первым, что привлекло мое внимание, была надпись "Девушки, которые мне нравились". Я открыл ящичек и начал перебирать карточки. Прочитав с десяток, я захлопнул ящичек, осознав, что узнаю имя на каждой карточке.

Никто мне того не говорил, но я понял и без подсказок, где я нахожусь. Эта безжизненная комната, полная маленьких карточек, была огромным каталогом моей жизни. Тут были записаны события каждого мгновения моей жизни, маленькие и большие, в деталях, которые моя память была не в состоянии вместить.

Чувства удивления и испуга перемешались во мне, когда я начал открывать ящички и исследовать их содер­жимое. Некоторые карточки вызывали радостные чувства и сладостные воспоминания, другие - чувство стыда и сожаления, такое сильное, что я даже оглядывался: не смотрит ли кто на карточки через мое плечо. Ящичек с надписью "Друзья" стоял рядом с тем, что был назван "Друзья, которых я предал".

Обыденные названия чередовались со странными. "Книги, которые я читал", "Ложь, которую я говорил", "Мир, который я дарил", "Шутки, над которыми я смеялся". Некоторые поражали своей точностью. "Вещи, из—за которых я кричал на своих братьев". Некоторые мне не хотелось тут видеть. "Вещи, которые я сделал в порыве злости", "Фразы, сказанные родителям в сердцах". Я не хотел бы ознакомиться с их содержимым. Часто в ящичках было больше карточек, чем я ожидал. Иногда меньше, нежели надеялся.

Я был ошарашен объемом жизни, которую я прожил. Возможно, ли за двадцать с лишним лет совершить все то, о чем говорят эти тысячи, возможно, миллионы карточек? Но каждая из них повествовала правду. Каждая была написана моим почерком. Под каждой стояла моя подпись.

Тогда я вытащил ящичек, названный "Песни, которые я слушал". Я осознал, что он вырос, чтоб вместить все содержимое. Карточки были набиты плотно, но даже через полтора метра ящичка я не обнаружил ни малейшего намека на то, что он когда—либо закончится. Я закрыл этот ящичек, устыженный не столь тем, какие песни я слушал, сколь тем огромным количеством времени, которое я на них потратил.

Я подошел к ящичку с табличкой "Похотливые мысли" и почувствовал, как мурашки пробежали у меня по спине. Я выдвинул ящичек на пару сантиметров, не желая знать, сколько карточек находится в нем, и вытащил первую попавшуюся запись. Насколько детальным было ее содержание! Меня бросило в жар от одной только мысли, что такой момент моей жизни мог быть записан.

Внезапно я почувствовал звериную ярость. Одна мысль вертелась в моей голове: "Никто не должен увидеть эти карточки! Никто не должен узнать про эту комнату! Я должен уничтожить их!" Я резко выдернул первый попав­шийся ящичек (его размер уже не имел для меня ни малейшего значения). Я должен был опорожнить его и сжечь карточки. Начав вытряхивать их на пол, я обнаружил, что ни одна карточка не покидает своего места. Тогда я вытащил одну карточку и, попытавшись разорвать ее, понял, что она крепче стали.

Поверженный и беспомощный, я вернул ящичек на место. Упершись лбом в стену, я издал долгий жалостливый вздох. И тогда я увидел еще один ящичек. Заголовок гласил: "Люди, с которыми я поделился Благой Вестью". Руч­ка была светлее и новее, чем у ящичков вокруг, - казалось, что этим ящичком никогда не пользовались. Я потянул за ручку, и пятисантиметровый ящичек упал мне на ладонь. Карточки в нем можно было пересчитать на пальцах одной руки.

Слезы хлынули из моих глаз. Хлюпая носом, я опустился на колени и горько зарыдал. Зарыдал от перепол­няющего стыда за все это. Таблички на ящичках завертелись хороводом в моих полных слез глазах. Никто не должен знать об этой комнате. Я должен закрыть ее, а ключ потерять.

Когда слезы иссякли, я увидел Его. Нет, только не Его! Не здесь! Кого угодно, но не Иисуса.

Беспомощно я смотрел, как Он открывает ящички и просматривает карточки в них. Я не находил в себе сил взглянуть в Его глаза. В те редкие моменты, когда я бросал взгляд на Его лицо, я ощущал, как скорбь переполняет Его сердце. Скорбь, которая была во много раз глубже моей собственной. Казалось, Он интуитивно выбирал наихудшие ящички. Зачем Он все это читает? Он не должен этого делать!

Наконец Он развернулся и посмотрел мне в глаза через всю комнату. Он смотрел на меня с безграничной жалостью, и я почему-то вспомнил, как когда-то в детстве мне было жалко собаку, которую сбил автомобиль, и она тихо умирала, лежа на грязной обочине. Но жалость в Его глазах не злила меня. Я уронил голову, закрыл лицо руками и вновь заплакал. Он подошел и просто обнял меня за плечи. Он мог сказать так много. Но Он не сказал ни слова. Он сидел и плакал вместе со мной.

Потом Он встал и пошел назад к картотеке. Начиная с конца комнаты, Он вытягивал ящички и одну за другой подписывал карточки в них поверх моей подписи.

"Нет!" - закричал я, подбегая к Нему. Все, что я мог сказать, было: "Нет, нет". Я вырвал карточку из Его рук. Его Имя не должно быть на них. Но Оно там было, такое яркое, такое живое, такое красное. Имя Иисуса покрыло мое. Оно было написано Его кровью.

Он забрал карточку назад и, усмехнувшись грустной улыбкой, продолжил подписывать карточки. Я не думаю, что когда—либо пойму, как он закончил все так быстро, но вскоре Он закрыл последний ящичек и приблизился ко мне. Он положил руку на мое плечо и сказал: "Я закончил". Я встал, и Он повел меня прочь из комнаты, В двери не было замочной скважины, Были карточки, которые предстояло написать.