Что делать?

Ребята его любили, Станислав.
И чувство это родилось еще в ту пору, когда они - мальчишки - "канали" (как они выражались) через дыру в заборе на стадионе. Они конечно же, знали всех футболистов и вратаря Шпака (это была настоящая фамилия) и центрафорварда по кличке Сучок. Но общим кумиром был Сенчик, левый вингер, суматошный, но быстрый и все время рвущийся к воротам.

- Сенчик, давай! - вопили они вместе с трибунами, восхищенные смелостью и дерзостью своего любимца. А лет через семь-восемь они пришли в юношескую команду "Скифа" и поначалу даже не сообразили, что тренер Семен Семенович Горбунков и есть тот самый Сенчик, которого боготворили когда-то южногородские мальчишки.
Он оказался милым, мягким и немного неуклюжим. Как многие спортсмены, переставшие выступать, он быстро располнел, и это придавало ему домашность. И замечания он делал с извиняющейся улыбкой, как добрый дядя расшалившемуся племяннику. Он пытался было строить тренировки строго по-научному, как в лучших коллективах. Он знал, как это делается. Но уже сложились традиции и стиль. Они оказались сильней, чем благие намерения Семена Семеныча.
Так и шло.

(продолжение следует)

COM_KUNENA_LIB_BBCODE_QUOTE_NON_EXISTANT_USER написал(а):

И чувство это родилось еще в ту пору, когда они - мальчишки - "канали" (как они выражались) через дыру в заборе на стадионе. Они конечно же, знали всех футболистов и вратаря Шпака (это была настоящая фамилия) и центрафорварда по кличке Сучок. Но общим кумиром был Сенчик, левый вингер, суматошный, но быстрый и все время рвущийся к воротам.

Насколько я помню Шпак после окончания спортивной карьеры стал известным дантистом. А форвард Ленька Сучков, которого называли то Леликом, то Сучком, обладал пушечным ударом, но не отличался точностью, за что тренер в раздевалке постукивал его бутсой по голове приговаривая: "Дурик, надо бить сильно, но аккуратно…" Он запомнил это на всю жизнь… Да, по разному складываются судьбы людей после ухода из большого спорта.

(продолжение)

Так и шло. На тренировке – легкая разминочка, потом – каждый по мячу, и наигрывай, что считаешь нужным. А нужным, вопреки советам Семена Семеновича Горбункова, оказывалось то, что лучше получается. Сербов лупит и лупит по мячу: хочет чуть ли не с центра поля попасть в угол ворот. Рахметов «мотает» двоих мальчишек из спортшколы: отрабатывает свой излюбленный финт – мяч между ног противнику, а сам вперед на подхват. Джуркович с Максимом Исаевым – те просто борются на свежей травке: юную силенку девать некуда.

- Кончайте, ребята, - бросит изредка Семен Семеныч. Он хлопает в ладоши, свистит и повторяет:

- Слава, Воронов, Гуреев, Игорь, - давайте «квадрат»!

Но даже классическое упражнение это, увлекательное, но утомительное, надоедает. То ли дело – двусторонняя! Она начинается к удовольствию всех, в том числе и болельщиков, самых ярых, тех, что уже с февраля на каждой тренировке.
Неподалеку от ворот на трибуне сидит Сявый. Индейское лицо его давно примелькалось футболистам. Время от времени он бросает реплики. Сербову советует побольше упражнений для таза: «Быстрее бегать будешь». Семен Семенычу – приносить для общего пользования скипидар. Джурковичу – перейти с водки на коньяк: «Сразу легче станет дышать». Камарилья Сявого подобострастно ржет. А он как всегда непроницаем, и лишь в свинцовых глазах вспыхивают похмельные огоньки.
Как-то он крикнул Сербову (тот ковырнул землю у мяча):

- Эй, Жеребчик! Подковы целы?

Вообще-то для футболистов трибун не существует. Так велит этика. Но тут Славка не выдержал. Он плюнул и решительно направился к трибуне:

- Сейчас я этому краснорожему врежу.

Гуреев еле удержал его.

- Ты что? Не позорься.

Даже Семен Семеныч рассердился:

- Поднимитесь сейчас же наверх и прекратите выкрики! А нет – я вызову милицию и отменю тренировку.

- ГрОши все равно получишь, - откликнулся Сявый, но уже тише. И компания его заржала сдержанней.
Но во время двусторонней ребята забывали о Сявом, обо всем, кроме футбола. Они любили футбол до самозабвения. И Семен Семеныч – тоже. Он становился судьей и уж здесь был строг и неумолим. А после игры мылся вместе со всеми и среди брызг и солоноватых шуток становился окончательно своим. Парни проникались к нему еще большей симпатией.
Они многое могли сделать ради этой любви.

(продолжение следует)

Давненько не брала я в руки шашку …
(продолжение)

Они многое могли сделать ради этой любви. Однажды «Скиф» проиграл четыре встречи подряд. Взбешенный Чибисов собрал всех к себе и пригрозил Горбункову увольнением. Тогда ребята поклялись, что выиграют все оставшиеся матчи. Они сдержали бы слово, но перед последней игрой подвел «Аэрофлот». Рейс из-за погоды отложили до утра. Что оставалось делать? Всю ночь Сербов, Володя Воронов, администратор Лева Задов и доктор Папахристос резались в преферанс. А Джуркович нашел скучающую стюардессу, и чары его оказались сильнее, чем строжайшие внутрислужебные предписания. Едва к вылету они вернулись в аэропорт.
Семен Семеныч понимал, что надо было выехать за три дня поездом. Но ребята его уломали. «Что нам там делать, в этой дыре? И так – прилетим, еще отдохнуть успеем, и все будет законно».
А в «дыре» жила серенькая команда, справедливо жаждавшая победы над лидером. А лидеры вышли невыспавшиеся и злые на весь гражданский флот и мир. Лишь к мячу они были почти безразличны.
Ни надутые «короли», ни пустоглазые «валеты», ни стройная как Ту стюардесса общественному презрению не подвергались. А «Скиф» освистали в родном аэропорту.
Семен Семеныч сказался больным. Он и в самом деле слег, Чибисов (сезон все равно был проигран) дал указание спрашивать с футболистов на экзаменах в два раза строже, чем с остальных студентов. Рахметов получил «пару» и перестал ходить на тренировки, хотя предстояло еще два международных матча: с индийцами и японцами. Это, как известно, не бразильцы, но все-таки …
В общем, как говаривал, щуря насмешливые карие глаза, Володя Воронов, все было так, как на какой-то там свадьбе: «Три часа в балалайку играем, потом тридцать три года плачем».
Досталось всем: Семен Семенычу – строгий выговор с последним предупреждением, как « … не сумевшего наладить дисциплину игровую и бытовую, ввиду чего не были созданы нормальные условия для подготовки и проведения матчей, что повлекло …» и т.д. и т.п.
Назарову – взыскание по комсомольской линии. Всем перепало по заслугам. Один Лева Задов остался без наказания.

- А я что? – сказал он директору. – Со мной сели люди играть – я играю. Пускай отвечают те, кому за это деньги плОтят.
Всю жизнь его поправляли, но он так и не научился правильно произносить одно из важнейших в своем лексиконе слов.

- Твое дело, чтоб только трусы вовремя списывали, - сказал Воронов и в присутствии самого Чибисова повертел Задова за толстый нос. – Знаешь, куда румпель поворачивать!
Джурковичу тоже в приказе ничего не объявили. У него было и без того пять последних предупреждений. За неявку на игру, за опоздание в гостиницу, за появление в нетрезвом виде «и прочая, и прочая», как говаривал тот же Володя Воронов. Игорь был вызван на личную беседу к Чибисову и находился в директорском кабинете два с лишним часа. За это время он не только выслушал директорское назидание, но и успел договориться с чибисовской секретаршей Лелькой о том, что вечером они пойдут к общему знакомому, по кличке «Кадиллак», на именины. Это – пока Чибисов отвечал на звонки.
Завуч ждал, ждал в приемной с новым расписанием, да так и ушел, не заручившись директорской подписью. Новый преподаватель, прибывший по конкурсу, тоже к Чибисову не попал.

- Директор занят, - сообщала всем Леля.

Директор беседовал с центральным защитником «Скифа». Он больше, чем других футболистов, любил его и с удовольствием воспитывал.
Безо всяких усилий со своей стороны Джуркович пользовался всеобщей симпатией. «Личное обаяние», - вздыхал Воронов.
Игорь мог отыграть матч как молодой жизнерадостный бог, а на последней минуте выкинуть фортель. Скажем, пройти под восторженные клики сквозь строй защитников к чужим воротам и в шаге от них потерять мяч. И команда расплачивалась за это роковым голом. Под скорбный вздох тех же трибун.
Команду провожали свистом, а на Игоря смотрели без гнева. Скорее – с сочувствием. Наверное, все понимали его увлеченность, порыв, стремление уйти от ординарности к рискованному и необычному, хотя оно так дорого стоило. Так симпатизируют в театре бесшабашным средневековым кабальеро, проигрывающим все, вплоть до камзола своего слуги. Все, кроме чести и оптимизма.
Игорь и грешил мило. Сербов, если нарушал режим, что случалось частенько, еще больше ощетинивался и уходил в себя. Становился ежом, готовым свернуться всеми колючками. А Джуркович, виноватый насквозь, смотрел на всех спокойно и ясно и искренне сочувствовал каждому слову упрека.
Однажды, когда из-за него проиграли очередной матч, Валентин Назаров бросил ему в сердцах:

- Я тебе не по общественной, а по личной линии надаю по шеям!

- Давай, усатый, - приблизился к нему Игорь и наклонил голову. – Я заработал.

- Ох, и Мандарин! – даже Гуреев восхитился. – Ну что с ним сделаешь?

Мандарином называли Джурковича за щеки, круглые и яркие в любую погоду.

- Антихрист! – качал головой Семен Семеныч. – Был бы чуть порежимней, ей-богу – лучшего защитника не найти.
Впрочем, и на Джурковича, так же как на жизнь вообще, Горбунков смотрел весьма философски: он принимал мир таким, каким он создан.

- Если Игорь будет в форме, - говорил он на установке, - если он не начнет чудить, можем вполне закрыть свои ворота.

До матча оставалось часа три-четыре, а что может за это время сделать Джуркович, было неизвестно. Только вчера он соглашался:

- Конечно, не надо было: пускай – стакан сухого, но все равно же – перед игрой.

Он не лицемерил. Он хорошо понимал, что спортсмену пить нельзя. Он шел по бульвару, думая именно об этом. Но навстречу Кадиллак-на-своей-машине, гостеприимно раскрывал дверцу и на зависть мгновенно собравшимся болельщикам вступал в беседу с «самим Игорем Джурковичем». Потом Игорь усаживался рядом с Кадиллаком: «Пару кругов по центру. Так, для удовольствия». Потом они попадали в гости к дяде Сержу, поклоннику футбола, влюбленного, конечно же, в Джурковича тоже. А дядя Серж только что почал бочонок молодого вина. И начиналось:

- А-а! Игра не игра, стаканчик не вредит. Я, дорогой, когда был, как ты, вот такую бутыль выпивал и, чтоб я так жил, уходил бороться. Ты знаешь, какой силач был?

- Доппинг, - поддерживал Кадиллак. – Все футболисты запросто употребляют.

Они приезжали на стадион едва к разминке, и Семен Семеныч, бледный и растерянный, говорил Игорю, румяному больше, чем обычно:

- Ты уж хоть начальству на глаза не попадайся. Спрячься где-нибудь.

Команда проигрывала. Трибуны возмущались, а Кадиллак – прежде всех.
Многие догадывались, почему опять не выступал Джуркович. И все-таки его любили.
Женщины тоже симпатазировали Игорю. Не только потому, что он популярный футболист. Просто как красивый парень – он привлекал их не меньше. Победами на этом поприще Игорь не хвастался. Только однажды в чужом городе, когда шел дождь и все скучали, как святые в раю, рассказал:

- Понял? Я имена перепутал! Проснулся и зову ее: «Света, Света!» А она обижаться: какая я тебе Света? Я уже двадцать лет как Лариса.

- Вот это да! – восхищался Сербов. – Ну, а ты что?

- А я говорю: «Что, я не знаю, кто ты? Конечно ты Лариса, Лорочка! Но я же тебя, понимаешь, Светик зову. От слова «свет». Значит, ты мой свет. От души!»

Славка покатывался.
А усатый Валя Назаров спросил у Джурковича:

- Ну и какая тебе радость?

- Не всем же везет, как тебе, - ответил Джуркович, - у тебя же усы.

Все поняли, что он имел ввиду. Валентин, смуглый и длинноногий, был, пожалуй, даже красивей Игоря. Вот играл он хуже. Но его девушку это мало трогало. «Гоните длинного!» - надрывался бывало Зяба и компания. Валя уходил с поля, опустив голову под тяжестью позора. А ей было все равно. Она брала его под руку и прижималась легонько к его боку, заглядывая снизу в лицо все теми же обожающими глазами.

- Я тебе когда-то обещал, - сказал Назаров. – Смотри … И Лену со всеми твоими Ларисами и Светами не путай.

- А кто мне запретит, - без вызова ответил Джуркович. – Ты держишь режим – на здоровье. Так вся твоя молодость и пролетит. А мне жить хочется. А то Зяба орет с трибуны: «Давай, Мандарин!» И если что не так, еще недоволен: «Кончай кирять!». А сам, пока не заложит, на матч не пойдет. И сидит – тоже хлещет. А тебя, не дай бог, перед игрой со знакомой заметит!

- Не все же такие, - сказал Назаров.

- Ну и мы не на одну колодку, - ответил Джуркович. – Я им не циркач, понятно? Как хочу – так и живу, как могу – так и играю. – У него хватило благородства не упрекнуть Назарова: «Не хуже тебя во всяком случае».
Впервые он высказался так определенно и длинно.

- Мне, если хочешь по-честному, жалко тебя, Мандарин, - сказал тогда Назаров. – Были бы у меня такие данные.

- Сто раз слышал, - откликнулся Джуркович … - Знал бы прикуп – жил бы в Сочи.

- Ты же не только себя обкрадываешь, - все-таки продолжал Назаров. – Люди футболу душу отдают, переживают, а ты …

- Начал лекцию читать, - прервал его Славка Сербов.

- И ты, Сербов, тоже, - сказал Валентин.

- Вот! Я же знал, что усатый и до меня доберется! – воскликнул обрадованно Славка. – Давай, валяй!

- Тебе не лекции читать, - медленно сказал Воронов, - тебя драть надо по три раза в сутки. Для профилактики. – Он поднялся, слишком широкоплечий для футболиста и могучий. Сербов потупился под его насмешливым взглядом.

- А ты глаза протирал бы лучше, - все-таки буркнул Сербов. Он намекал на давнишний грех Воронова: тот, чем труднее был матч, тем чаще отдавал мячи прямо в ноги сопернику.

Семен Семеныч до сих пор молчал, переживая. Но тут он решился.

- Хватит, ребята, хватит, - постарался он придать своему голосу строгость. – Будет собрание – поговорите.
Не часто у них возникали такие разговоры.
А собрание действительно через несколько дней созвали.

- Ну, кто возьмет слово? Давайте, товарищи, выступать, - упрашивал Семен Семеныч. Но слово никто не брал.

- Не подготовили мы собрание, - виновато улыбнулся Горбунков. Но в журнале мероприятие отметил. А то Чибисов и так без конца ругал за то, что воспитательная работа запущена.

Директор привел этот довод как один из главных на заседании, когда речь зашла о новом тренере для «Скифа».

(продолжение следует)

Очень интересно! Очень!

Спаси Вас Бог, Станислав.
К слову, Вы никогда не задумывались почему Шерлок Холмс не принимал участия в расследовании дела Джека Потрошителя?
А может быть он все же принимал?

Читая продолжение повести "Что делать?", размыслите над сим вопросом.

(продолжение)

Директор привел этот довод как один из главных на заседании, когда речь зашла о новом тренере для «Скифа».

- Я не хочу ничего плохого сказать про нашего уважаемого Семена Семеновича Горбункова, - произнес Чибисов, прижимая руки к груди и чуть поклонившись. – Но, пусть он только не обижается, я должен заявить со всей прямотой, что известные недоработки, которые у него имеются, привели к тому, что наша ведущая команда не сумела опять занять достойное место, а сейчас, когда она, как известно, будет выступать в высшей лиге …
Семен Семеныч сидел, разглядывая складки на своих брюках.

- Я сам знаю, - кивнул он.

- Вот и хорошо! – обрадовался Чибисов. – А без работы мы Вас не оставим, можете не беспокоиться.
Он тут же перешел к основному.

- Я, товарищи, предлагаю на ответственный пост старшего тренера для класса «А» очень хорошего специалиста и видного организатора футбольного движения – Борисоглебского Федора Андреевича. Это как раз тот товарищ, который сумеет дать нашей команде все, что требует сегодняшний момент.
Почти все были уже предупреждены и подготовлены. Только один недоуменный голос прервал Чибисова:

- А где он работал до этого?

- В основном – на административных должностях, - ответил Чибисов. – Но, повторяю, товарищ – крупный теоретик, имеет свои труды. – Он даже продемонстрировал с трибуны какую-то тощенькую брошюрку. Кажется, «Учись играть в футбол» из библиотечки сельского спортсмена.

- Как всегда – кота в мешке, - произнес с места все тот же недовольный голос.

- Повторяю, - сказал Чибисов, и губы его побледнели. – Товарищ Борисоглебский даст «Скифу» все необходимое.

(продолжение следует)

COM_KUNENA_LIB_BBCODE_QUOTE_NON_EXISTANT_USER написал(а):

К слову, Вы никогда не задумывались почему Шерлок Холмс не принимал участия в расследовании дела Джека Потрошителя?
А может быть он все же принимал?

Да не было никакого Джека Поторошителя. И соответственно дела никакого не было. Это один из первых фейков, запущенный через СМИ (газету), в целях повышения продаваемости. После раскрутки этого фейка, владелец Лондонской Таймс стал богатейшим человеком страны, а в издательское дело вместо подвижников филантропов, озабоченных просвещением народа, хлынули пронырливые дельцы.

Stanislav написал(а):

Да не было никакого Джека Поторошителя. И соответственно дела никакого не было. Это один из первых фейков, запущенный через СМИ (газету), в целях повышения продаваемости. После раскрутки этого фейка, владелец Лондонской Таймс стал богатейшим человеком страны, а в издательское дело вместо подвижников филантропов, озабоченных просвещением народа, хлынули пронырливые дельцы.

"Не долго мучилась старушка ..."

(продолжение)

- Ну, что Вы скажете теперь? – спрашивал с вызовом Чибисов, когда в Южном появился Борисоглебский и привез с собой трех ведущих игроков: вратаря Валерия Белкина из столицы, защитника Николая Губенко из армейской команды и крайнего нападающего Феликса Марфушина, заслуженного мастера спорта, правда, уже в почтенном возрасте, игравшего во всех клубах страны, кроме «Скифа». Для Южного, где до сих пор и мастеров по футболу не водилось, это была великая честь!

До сезона оставалось больше двух месяцев. Под Новый Год болельщики поднимали тосты за победные звезды, кои будут светить их «Скифу» в наконец-то обретенном классе «А». Газеты печатали интервью с Борисоглебским, а «Физкультурник» поместил его портрет. Володя Воронов нашел, что Федор Андреевич на этом снимке импозантен, словно шах. Но сам Борисоглебский этого не слышал и был доволен. Он охотно выступал по радио и телевидению, встречался с любителями футбола на заводах, в институтах и даже в педагогическом училище, где, как известно, учатся одни девчата. Он всюду говорил, что предстоит необычайно трудный футбольный марафон, но «Скиф», в который влились новые силы, пройдет его с честью.
Наверно потому, намекал Федор Андреевич, что команда попала, наконец, в настоящие руки.
Ребята почувствовали это на первой же тренировке. Занимался с ними по-прежнему Семен Семеныч, а Борисоглебский наблюдал, и взгляд его не сулил ничего хорошего отступникам и нарушителям. Как и следовало ожидать, на него сразу же нарвался румяный Игорь Джуркович. Он появился уже после разминки, резво выбежал на поле и крикнул Назарову:

- А ну, Валет, швырни-ка шарик!

Он принял мяч на голову и пошел с ним по боковой линии. Никто не обратил на это внимания, кроме Борисоглебского.

- Подойдите ко мне, - велел он хлестким, как удар бича, голосом. И все сразу оглянулись на нового наставника. Игорь приблизился к нему и опустил голову, скосив на Федора Андреевича глаза.

- Вы извините, - сказал он миролюбиво, - я не поздоровался с Вами. – И поклонился. – Здравствуйте, пожалуйста! – В глазах у него блестели наивные и лукавые огоньки.

- Вот что, - Борисоглебский встал: наполовину выше Игоря. – Джуркович, так, кажется, Ваша фамилия? – он запахнул тяжелое пальто, наброшенное на плечи. – Давайте договоримся сразу: Вы хотите играть или нет?

Игорь молчал.

- Что у вас тут было раньше, забудьте! – голос Борисоглебского лязгнул, и Семен Семеныч покраснел. Теперь все только делали вид, что занимаются.

- Где Вы шатались до сих пор? – глянул на часы Борисоглебский.

- Я на автобус опоздал, - ответил Игорь, потупясь. – Прихожу – все уже уехали.

- А что Вы делали, что опоздали?

Игорь погладил ладонью шершавый подбородок: хотел, наверное, соврать, что брился, но ложь была бы слишком очевидна.

- Нарушать режим я никому не позволю, - чеканно произнес Борисоглебский и величественно отвернулся. – Запомните это! – Он обращался ко всем.

- Новый пылесос, - сказал Воронов и паснул Гурееву.

- Брось, Володька, - откликнулся Гуреев. – Правильно он говорит: пора кончать. Это класс «А», не что-нибудь.

Борисоглебский стоял в пальто внакидку, неподвижный и внимательный.

- Силен, - кивнул на него Назаров, дрогнув усиками.

- А ты думал! – откликнулся Сербов. Горбатый нос его вспотелот усердия.

Впервые, кажется, они так выкладывались на тренировке, хотя руководил ею все тот же Семен Семеныч. Даже он стал другим.

- Минутку отдыхаем! – скомандовал он повелительно, и все сразу бросили мячи и собрались у ворот. Они полоскали рты солоноватой водой и тихо переговаривались.
Занималась заря новой эры. И в самом ее начале на стадионе «Скиф» появились знаменитый вратарь Валерий Белкин и непроходимый стоппер Николай Губанов. Они спускались к полю из-под арки, даже не надев тренировочные костюмы.
Они не торопились. Белкин рассказывал защитнику:

- Так понял: сходу!

- Божись! – сделал изумленные глаза Губанов.

- Не я буду! «Ах, Вы москвич, - я обожаю Москву», - прощебетал он жеманно. – В общем, раз – и в дамках.

Губанов захохотал и протянул Белкину кончики пальцев:

- Держи!

Белкин хлопнул.
Борисоглебский топтался на месте.

- Быстрее, товарищи, - сказал он наконец. – Я же вам разрешил задержаться всего на сорок минут. Поторапливайтесь.

Вратарь и защитник, не скрывая изумления, переглянулись и снова прыснули смехом. А Губанов даже подмигнул по-свойски Федору Андреевичу.
Борисоглебский постукал пальцем по выпуклому стеклышку часов:

- Пора! Начали!

- Приземляй! – крикнул Гуреев и послал Воронову крученый мяч.

- К черту, - сказал Воронов. И не спеша, шажком поплелся за боковую линию.

- В бутсу что-то попало, - сказал он и в глазах его, обычно ироничных, появилась тоска.

(продолжение следует)

Пошел спать… Как дойдете до Криштиану Роналду - разбудите.

(продолжение)

Борисоглебский, не доверяя секретарше Лёле, сам перепечатал список основного состава на первую игру и пошел с ним к Чибисову. Ребята тоже гадали, кого из них посадят на длинную скамейку запасных. Вратаря Толю Атманаки – точно. А кого вытолкнут Губанов и этот знаменитый левый вингер? Кстати, Марфушина они почти не видели: он появлялся главным образом в столовой и то не всегда.
К первому матчу возвратился в Южный и Летов. Он так и не успел принять последнюю ванну и какой-то там душ.

- Отложу до будущего года. Не помру, - сказал он врачу.

Летов уже знал, что «Скиф» тренирует Борисоглебский, но шел по своей привычке от положительного так же, как Мартынов. «Человек за все эти годы мог сто раз перемениться. Вообще стать другим. Кто, скажите, не спотыкался в молодости?»
Ему хотелось поговорить с Борисоглебским, но он решил, что сейчас, накануне сезона, делать этого не следует. Уж очень унизительной казалась ему роль настырного болельщика, пользующегося тем, что лет двадцать назад он был знаком с самим старшим тренером «Скифа». Он увидел себя со стороны, беседующим с Борисоглебским, и даже поморщился от пренебрежения к этому воображаемому себе.
И все-таки ему любопытно было: кто выступит в основном составе, вводят ли новичков? «Варяги», о которых столько шумели вокруг, волновали его меньше. У него и на этот счет было твердое мнение: «Выигрывать, проигрывать – своими ногами. Слава наша, и позор – наш». В том, что вратаря, центрального защитника и этого знаменитого Феликса Марфушина (когда и за что он получил свое высокое звание, Летов так и не смог вспомнить) пригласили «из центра», он видел оскорбление для Южного.
Летов не раз говорил об этом в Федерации. С ним соглашались и даже аплодировали. А потом в коридоре кто-нибудь неизменно брал его за пуговицу:

- Хорошо! А вратарь нам нужен? Атманаки ставить, что ли?

- Другого же у нас нет, - отвечал Летов.

Собеседник пожимал плечами.
Летов мог только убеждать. Формально и сейчас все было на месте. Граждане Губанов, Белкин и Марфушин подали заявление и были зачислены на краткосрочные тренерские курсы при Южногородском институте физкультуры. Эти молодые люди, как выяснилось, оказались неплохими футболистами и изъявили желание играть в команде «Скиф». Старший тренер товарищ Борисоглебский нашел, что они достойны такой чести. Все! Попробуй – возрази. А если и возражали, то Чибисов едва ли не выплевывал в лицо оппоненту контрдовод:

- Вы что думаете? Нам каждый год такой подарок делать будут – место в классе «А»? Извиняюсь! Вы еще не раз скажете спасибо Борисоглебскому за то, что он сумел найти хоть пару настоящих игроков.

Сявого чувство благодарности к новому старшему тренеру «Скифа» уже обуяло. Как на работу, приходил он каждое утро в скверик у областного драмтеатра. Он знал все, и конечно же, из первых уст. Впечатление у непосвященных складывалось такое, что Сявый ежедневно пьет у Борисоглебского чай. Впрочем, глядя на помятое лицо и нос в голубых прожилках, можно было только по-наивности думать, что он знаком с этим благородным напитком.
Время от времени в болельщицкой стае Сявого появлялся неощипанный юнец и, набравшись нахальства, высказывал свои мнения и прогнозы. Его перебивали на полуслове, но Сявый останавливал:

- Подожди! Пусть выкладывается.

Потом многозначительно спрашивал:

- Все у тебя?

После этого он начинал убивать наглого юнца подлинной футбольной эрудицией:

- Рахметов – на левом краю? – повторял он, полный величественного презрения. – Знаешь, где место твоему Рахметову?

- Ну хорошо, а кто тогда? Кто? – все еще не сдавался дебютант.

- Кто? – Сявый повышал голос на октаву. – Марфушин, вот кто! Понял?

Приспешники взволнованно гудели.

- А на правом, - продолжал Сявый, - на правом Гуреев. Еще годик до пенсии потянет.

- У него резаные здорово получаются!

- И хитрый! – подобострастно и восторженно вставляли со стороны.

- В центре само собой – Славка Сербов и Серега Чередин, - Борисоглебский их накачает, будут работать как миленькие. – Сявый повторял это часто, но и в тысячу первый раз упивался вновь. – Зато щит, знаешь какой? Губанов! Он трех наших за пояс заткнет. В сборную его брали. Понял?

- Во второй состав, и то он почти что не играл, - поверженный на колени соперник Сявого все еще не сдавался.

- Видали? – Сявый показывал на него через плечо пальцем. – Во втором составе … А Джуркович твой в каком был?

- Я ж не говорю …

Но Джурковича Сявый тоже любил.

- Губанов с Мандарином встанут – черт с два кто к нашей калитке проканает.

- А в воротах – Белкин! Это тебе не Толик Атманаки, не дырка, - поддерживали ассистенты.

- Что это за Белкин? – интересовался вновь подошедший дилетант.

- Не знает! – выкрикивал хором сразу десяток голосов. – Из Москвы!

И снова вступал Сявый:

- Он бы давно уже, знаешь, как гремел? Так в сборной же Лева стоит, как памятник. Разве такого вратаря обскочишь?

Яшина Сявый видел разве только на снимках. На тех, на которых прославленный вратарь сам себя с трудом узнает. Но это не мешало Сявому говорить о лучшем вратаре мира так, будто они если не семь, то шесть пудов соли все-таки вместе съели.

То и дело подходили новые люди. Тоже болельщики. Потом удалялись, посмеиваясь. Связываться с Сявым не хотелось им. Очевидно, по той же причине, по которой в старину кавалергарды не дрались на дуэли с лакеями.
А он входил в раж! Марфушин, Губанов, Белкин, а тренер такой, как Борисоглебский! Это ж – сила! Они покажут! Теперь вы увидите, наконец, что такое настоящий футбол! И готовил филиппику для только что подошедшего нахала, который дерзнул объявить, что Марфушина, дескать, выгнали из всех команд за пьянство.

- А ты не пьешь? – заводился Сявый. – Хорошо, что у тебя геморрой …

Тут, слава Богу, подъезжал Кадиллак-на-своей-машине и кричал с дороги:

- Сявый! Ты можешь скорей? Сколько тебя ждать?

Сявый уходил, договаривая на ходу:

- А кто не пьет, ты скажи …

Он удалялся делать свой бизнес.
Он не только верховодил на футбольной бирже, но и приторговывал запчастями для автомобилей. Это обеспечивало ему традиционные пол-литра («пол-банки», на его слэнге) в день и возможность уже с утра занимать ключевую позицию в скверике у областного драмтеатра.
Летов как-то, проходя мимо, тоже прислушался к тому, что несет Сявый, и даже выругался в сердцах. Но что поделаешь? Рот же ему заткнуть нельзя.

В первом туре «Скиф» принимал у себя «Торпедо».

(продолжение следует)

Stanislav написал(а):

Пошел спать… Как дойдете до Криштиану Роналду - разбудите.

"Не будите спящую собаку".